Евгений Бунимович

как там в парламенте? прошел закон бернулли? кто зимний взял? его уже вернули?

как там с концепцией? без права переписки? а с контрацепцией? особенно в симбирске?

Я простой московский чебурек, пирожок с повидлом, человек с проездным во внутреннем кармане,

сколько помню — к тридцати годам я не конвертировал путан и ни разу не был в финской бане...

Идентификация в толпе только по цезуре на стопе.

Замерзли Патриаршие пруды...

Броня крепка — и брат идет на брата, в сгущенье окружающей среды взрывается учебная граната, готовятся потешные полки, и пламя возгорается из искры...

Броня крепка, и танки наши быстры, и что вас ждет, мои ученики...

В пятидесятых — рождены, в шестидесятых — влюблены, в семидесятых — болтуны, в восьмидесятых — не нужны.

Ах, дранг нах остен, дранг нах остен, хотят ли русские войны, не мы ли будем в девяностых Отчизны верные сыны...

Я сошел с конвейера Москвы, вместо сердца — пламенный мотор, а вот это — вместо головы...

Извини — естественный отбор.

Я — москвич... Обидно, что не ЗИЛ. Не хватает лошадиных сил. Вял дизайн... Мешает лишний вес...

Извини, красотка Мерседес.

Разве выносимо расставаться, растворяться в импортной дали, если человек 15-20 составляют население Земли?

Разве есть поэт, кроме Еремы? Разве польза есть, кроме вреда? Разве существуют водоемы, кроме Патриаршего пруда?

Дома как рыцари построены свиньей.

В корсет затянута дебелая столица. Когда б не обзавелся здесь семьей, я б здесь не стал семьей обзаводиться...

Прости меня, в коляске спящий сын, что в этом доме выпало родиться, но, может, сила вся родных осин

в том, что они родные, и защиплет в глазах, когда придешь сюда один и свой увидишь параллелепипед.

Роняет лес все то, что он роняет... Старик, держась за головной убор, билеты никому распространяет...

Блестит прямой купеческий пробор аллеи... Состоявшийся тираж в любом билете, годном до тех пор,

покуда Богу душу не отдашь, покуда шепчет, щурясь и наглея, трефной старик, сжимая локоть ваш:

Россия. Лето. Лотерея.